Запись №28

и растворяется в этом черном холодном дерьме. То есть, вот ты стоишь в этом меду, чувствуешь этот запах, ощущаешь его сладость в своем дыхании и даже на языке, смотришь вдаль и ничего кроме меда не видишь, правда, ощущаешь некоторое движение куда-то вниз, но соотносишь с тем, что это же мед в конце концов – ведь он такой мягкий и теплый. Но вдруг за одним из молочно-желтых холмов ты видишь какую-то темную полоску, она становится шире, появляется уже не полоска, а такой же холм, но только угольного цвета. Ноги продолжают затягивать в эту солнечную субстанцию, но когда ты потихоньку по очереди их достаешь, чтобы просто оставаться на поверхности, видишь как в углублениях, оставленных твоими ногами, появляется опять-таки что-то черное, что-то неприятное. И чем больше проходит времени, тем темнее становится вокруг. Черные холмы уже превращаются в горы, вместо лучезарного моря вокруг нефтяной океан. И запах, уже не пахнет сладостью, ее нет. Пахнет какой-то безысходностью. Смертью.

Но снилось мне конечно не это. Это я так попытался описать внезапно нахлынувший образ того, что сначала может казаться прекрасным, но не быть таковым в действительности, если просто пройти подальше или копнуть поглубже. Прошлой ночью мне действительно приснился стадион. Ух ты, е-мое, как и заказывал! Сцена, огни, тысячи людей вокруг. И я... Я стою у микрофонной стойки. Еще ничего не происходит, лишь толпа вокруг ревет в ожидании шоу. Я оглядываюсь. Вижу Жало. Он замер в какой-то, видимо отрепетированной позе, ждет команды к началу. Чувствую, действительно чувствую, как наэлектризован воздух, спиной ощущаю мощь всех установленных усилителей и колонок. Смотрю назад. Да! Все на месте: и усилители, и колонки; и барабанная установка на возвышении (за ней кто-то сидит, но я не могу разобрать кто – силуэт совершенно незнакомый, видимо так мой мозг решил проблему с отсутствующим в нашей группе барабанщиком); и огромные панели с сотней ламп, готовые по команде, как лазерные установки в фантастических фильмах, начать фотонный обстрел; даже огромное панно, натянутое за сценой с названием нашей группы. В общем, есть все, о чем только можно мечтать. Но я не вижу главного...

Смотрю в другую сторону. Это должно быть там. Он должен быть там. Мой брат. Я повернулся. Я смотрю. Но там никого нет. Вообще. Кажется, что этот край сцены вообще не участвует в шоу. О нем забыли. Сплошная темнота и ничего. Ничего. Я вновь кручу головой, в надежде, что это какой-то трюк, наш собственный, придуманный для этого концерта, трюк. Возможно, сейчас какой-нибудь мощный луч прорежет темноту стадиона, укажет на какую-нибудь, скрытую от посторонних глаз площадку, где и находится мой брат, готовый первым ударить по струнам. Но ничего не происходит. Толпа беснуется. И жаждет начала. Только начала чего? Мне становится не по себе, мне становится страшно! Я снова смотрю в сторону Пашки, тот смотрит на меня, кивает, показывая, давай, мол, пора начинать. Я не знаю, что мне делать. Я кричу ему. Но он не слышит. Гул многотысячной толпы и гудящей аппаратуры топят любые другие звуки. Я решаю начинать, лелея последнюю надежду, что так все и было задумано, и брат появится, как только мы начнем, ну или в момент, когда должно начаться гитарное соло, для большего эффекта. Ладно, пора. В конце концов, по-другому быть не может – мы группа, мы должны быть вместе на этой сцене. Я поднимаю медиатр, готовый обрушить его на струны, и…

Я всматриваюсь в толпу. Одно лицо, второе, третье, пятое, десятое, двадцать седьмое, сорок четвертое, еще, еще и… Черт! Это одно и то же лицо. Все, все кого я могу разглядеть, понимая про себя, что даже, если бы смог сейчас рассмотреть все эти тысячи лиц, они все равно были бы одним и тем же. Одним и тем же улыбающимся лицом. Нехорошо улыбающимся. Нет, это не лицо моего брата. Это не мое лицо. Это… Это Спаситель! Да, это он, смотрит на меня тысячами лиц и улыбается! Я кричу и...

просыпаюсь! Блядь! Вот такой вот офигительный сон. Как вам!? Как вам такое субботнее утро!? Я еще до сих пор не отошел от увиденного. Вскочил и тут же к Дневнику. Я хотел его записать, чтобы не одна подробность не растворилась в красках наступающего дня. Мурашки. Смотрю на свои голые руки – каждый волосок по стойке смирно – человек-щетка. Пойду, отвлекусь немного. Скорее всего, сегодня еще вернусь. Все-таки суббота. Привет… Хотя стоп! Одну деталь сна я чуть было не упустил. Важную деталь. Может быть, самую важную. Хорошо, что вспомнил. Когда я поднял во сне медиатор, собираясь ударить по струнам, я увидел… Я увидел мою гитару. Но она была… Она была не моей. Это была гитара брата. В моих руках была гитара брата. В моих руках. А в моих ли?

Следующая запись