Запись №25

Или может быть бросить все это и писать тупо о настоящем? Не, не получится. Я конечно не собираюсь глобально никому это показывать, но если все-таки придется, нужно чтобы хоть какая-то общая тема повествования прослеживалась, так сказать нить, на которую все по кусочкам нанизано, из которых, при желании, можно и какое-никакое целое склеить. Так что пока так. К тому же, пока ничего серьезного и не происходит. Репетируем, репетируем и еще раз репетируем. И так изо дня в день. Ну и еще… Нет, это потом. Жду и ждал я. Подождет и то кто читает, то есть Вы или Ты (если я тебя знаю лично и близко), ничего не сделается. А если не хотите или не хочешь – стоит закрыть и не открывать больше. Не для вас и не про вас эта история. О, как. История. А что, неплохо. История – это мне нравится. Определился с жанром. Не роман, не рассказ, наверное, и не дневник все-таки, хоть и замышлялся именно так. История. Моя и брата. Наша история. Отлично. В общем, ждите. Все те, кого это касается. Остальные пошли к чертовой матери. Я вас не знаю, нечего и вам знать что-нибудь обо мне. Хотя, если интересно, я не против. Если интересно, значит и история неплохая, и рассказываю я неплохо. Кайф. Все. Идем дальше. Here we go. Про последнего. Последнего из пироговских магикан.

На самом деле в тот вечер мы ничего не планировали. Вообще. Вернее планировали, но точно не «заработок» для покупки гитар. Мы были у Пашки на «фазенде» в Пирогово. У него куда-то уехали родители или наоборот откуда-то еще не вернулись, и он пригласил нас к себе на выходные. К Пашке наши родители нас отпускали спокойно, к тому же мы были уже взрослыми – шестнадцатилетними, без определенного места в будущем, но тем не менее. Поэтому в те выходные мы были у Пашки и слонялись без дела по его «деревне». Пили пиво. Да, да, рокеры не могут не пить пива, даже если им всего шестнадцать. Мы шли втроем, о чем-то болтали (наверняка о музыке и гитарах), ржали (значит еще и о девках), как ненормальные (значит точно еще и о девках).

Проходя мимо очередного особнячка, мы услышали позади звук подъезжающего автомобиля, мы тогда и внимания-то особо не обратили, так оглянулись, увидели Ауди «бочку» и вылезающего из нее «спортивного» человека: снова кожаная куртка, снова стриженная голова, снова, снова, снова. Мы даже не останавливались, так и шли вперед. Жало только брякнул что-то типо: «Тачка как у Лехи». Да и все вроде. Ушли, забыли, если вообще погружали в память эту информацию и ходили где-то еще час или около того, потому что, когда мы шли обратно той же дорогой, уже было совсем темно. Но не больше часа иначе, думаю, нам не повезло бы. Надолго, при таких обстоятельствах, машину не бросают. Я бы и на пять минут не бросил. Но говорю, не парятся такие люди по жизни. Совсем. Мы остановились, почему не знаю. Пашка улыбался. Мы тоже, понимая, что наверняка через пару-тройку минут нас отсюда «попросят». Но не прошло и нескольких секунд, как Пашкина улыбка поползла дальше, начиная превращаться в нехорошую. Он кивнул в сторону Ауди. Я не сразу понял этот кивок. А брат сразу.

― Ты ебнулся? – спросил он шепотом.

Жало молчал, улыбался и смотрел на меня.

― Не боишься, твой ведь поселок? – спросил я.

― Неа, - Жало выпустил паровозную струю дыма. ― Не местный.

― Да он нас наверняка запомнил! - не унимался брат.

― Мы балаболить будем или делом займемся? – посерьезнел Жало.

Я понял, что ему действительно все равно, а раз так, то никаких иных причин для беспокойства и тем более для бездействия не видел.

― Сигналка заорет, - сказал брат, но с констатацией, а не с возражением.

― Заорет-убежим, - настало время и мне обрести уверенность в неизбежности данного мероприятия. Все промолчали, а это, как известно, знак согласия.

По проникновениям специалистом у нас было Жало, он и приступил. Мне, честно говоря, не было страшно только по одной причине, я был уверен, что ничего не получится, так как у нас, точнее, у Жало, не было с собой инструмента – проволоки с загнутой на конце петлей, а выбивать камнем окно, наверняка, никто не решится. Оказалось, что в одном и в другом я ошибался, потому что практически одновременно Пашка достал из штанины проволоку (оказалось он прикрепил ее где-то у ремня и опустил вдоль ноги внутри джинсов, что говорит о том, что он в принципе был не прочь покуралесить и у себя на районе), а брат поднял с земли увесистый камень. Удивили меня оба – причем не осмелюсь озвучить кто больше. И вот в этот момент мне стало страшно. Теперь уже мне приходилось лишь констатировать неизбежное. «А братец – крут», - отметил в очередной раз я про себя. Еще один мой таракан, я постоянно начисляю или вычитаю баллы внутри своей головы и касается это любого, кто хоть как-то причастен к моей жизни – досье заведено на каждого – не делайте поспешных заявлений: «Вот мол какой, сука, урод. Ведет он тут подсчеты другим, а сам-то как?». На себя самого любимого открыт точно такой же счет. Думаю, что даже Дневник в какой-то мере родился именно из этого – мне легче с помощью него объяснять себе, где я прав, а где не очень или где я совсем полная и охамевшая тварь. Как-то так. Ха-ха.

Так вот пока я констатировал, Жало ловко приступил к своему делу и мгновение спустя мы услышали звук сработавшего замка.

«Сим-сим» открылся. Звенела тишина и только три сердца барабанной дробью этот звон заглушали. Сигналка молчала. Почему? Кому какое дело. Я выдохнул и глотнул уже совсем другого воздуха. Воздуха победы. Он слаще.

Мы одновременно бросились внутрь машины. Сегодня роли распределились следующим образом: я назад – смотрю нет ли каких-нибудь «забытых» вещей; Жало на водительское место – магнитола в его распоряжении; братцу досталось пассажирское место рядом с водительским – его место действия – бардачок. Кстати, именно бардачок порой прибавляет некоторой ценности к похищению магнитолы. Уже дважды мы находили там что-нибудь приличное. Один раз дорогие фирменные солнечные очки, которые на следующее же утро были проданы у метро какому-то дерганому типу. Пашкины просьбы отдать их ему не были услышаны, так как, во-первых, все затевалось ради денег и именно они были главной целью, а продали мы их очень даже неплохо и главное быстро – дерганый просто увидел их у нас в руках и тут же предложил продать, после чего вытащил и вручил первую озвученную нами сумму – дурень, мы бы и за половину с радостью бы с ними расстались, если вообще не за треть; а во-вторых, важно, чтобы «на руках» не было ни одной краденой вещи – нет вещи, нет дела, по-моему разумно; ну и в третьих, уж очки Пашка мог свободно выпросить у родителей, даже бессовестно дорогие. Да и были у него какие-то подобные. Просто захотел он почему-то именно эти. Нечего – шиш тебе. Горевал недолго, надо отдать ему должное, что лишь подтверждало нашу с братом правоту. Что касается второго случая - это было хорошее кожаное портмоне. Лакомый кусочек – внутри бабки (правда немного, но все-таки), снаружи тоже бабки, я имею в виду, что сам по себе тоже стоит денег. Был отдан в довесок к магнитоле, чтобы быстрее продать. Оба раза все эти презенты-сюрпризы находил мой брат, поэтому его роль стала предопределена – бардачник вечный. Мы с Жало менялись. В тот раз было проще: кто где стоял, тот туда и полез, кроме брата – тот в омут бардачка. Сказано же: «Вечный».

Сначала не повезло. Брат крикнул «Пусто», Жало, что нет панельки на магнитоле, добавив при этом пару ласковых в адрес здешнего хозяина. Я уже было собирался согласиться с подельниками, что этот «скачок» действительно не удался, как вдруг моя нога задела что-то лежащее на полу между сидениями. Было темно (двери мы за собой закрыли, чтобы свет не горел, да и даже если бы нет – выключили бы, так как в темноте это необходимо, иначе как избушка со светом из всех оконцев. Я на ощупь прошарил место «зацепа», и вот… Это была сумка. Первой мыслью было просто схватить ее и свалить, а уже потом разбираться что там да как. Но мне показалось, что идея не самая удачная, мало ли что в ней. Вдруг, бомба? Или башка чья-нибудь… Хозяина-то мы видели – создан именно для подобных сюрпризов. К тому же, кто, что-то действительно ценное в машине оставляет, да еще надолго? И я оказался и прав и не прав. Прав, что не убежали с сумкой, и не прав, что ценное в машине не оставляют. Оставляют. Причем настолько ценное, что потеряв это можно, думаю, уже и собственную голову кому-нибудь в сумку сложить.

Это была спортивная сумка полная денег. Зеленых. Американских. Как вам? У меня аж внутри все перевернулось. Я на секунду представил, что будет, если хозяин машины, сумки и всего в нее напиханного, сейчас откроет дверь и заглянет внутрь. Вариантов других просто не могло быть. Это… В тот момент мне было страшно думать в принципе. Как раз недавно мы смотрели фильм на эту тему, про дурака, который наткнулся на выпавшую из грузовика сумку с грудой денег… Дурак, потому что взял. Но… Я смотрел на все это и понимал его. Черт, как же мне хотелось просто взять и убежать! Господи, как же хотелось! Дьявол уговаривал меня не быть дураком – просто возьми и беги отсюда со всех ног. Бог, Ангел или совесть или все вместе взятые твердили обратное. Единственное, в чем они сходились, это в том, что я не должен быть дураком. Но, конечно, я все понимал. И все это в течение одного мгновения. Вдруг шепот дьявола сменился на практически крик: «Хватай, мудила, и бежим!». Честно, я чуть не поддался на этой откровенно смелый даже не призыв, а практически приказ. Но в то же самое мгновение я с удивлением осознал, что голос дьявола очень уж похож на голос Жало. Я поднял голову и увидел, как Жало, перегнувшись через спинку водительского сидения, заворожено смотрит туда, куда мгновение назад смотрел я. Брат выступил в роли святой троицы. Он тоже успел увидеть находку и, смотря на меня между сидений, отрицательно качал головой. Я был с ним согласен. Возьмем – нам пиздец. В фильмах бывает иначе. В реальности – нет. Кто бы что бы мне не говорил. Не бывает и все. Если даже на секунду представить, что будет делать хозяин сумки, когда вернувшись не найдет ее здесь? Даже если не сразу? Даже если спокойно уедет отсюда, если Жало говорит, что он не местный, приедет куда-то, где он очень даже местный и поймет это уже там. Что будет? Одно и то же. Он вернется. И чтобы не оторвали яйца ему или не оторвать их себе самому, если все «сумочное» принадлежит только ему, он обязательно захочет оторвать яйца тому, кто его этого лишил. И будет прав, по-своему. И вот тогда, он практически наверняка вспомнит о трех мудозвонах, которые бродили недалеко от того места, где он парковался, и так далее и тому подобное. Особенно это справедливо, если он нас действительно видел, видел отчетливо, что весьма могло быть, а больше в это вечер не видел вообще никого. Тогда нам хана точно. Найдут, и уверен, без особого труда. Причем помочь ему, к примеру, сможет тот, к кому он сегодня приехал, и этот тот, ожидая приятеля, мог тем более выглядывать из окна, или с участка. И этот «тот» уж точно местный, и, так же как и Жало, знает других местных, включая и Пашку. Я тогда был уверен, что прав. И уверен сейчас, что был прав тогда. Мы не взяли сумку. Но кто сказал, что мы не взяли деньги? Точнее часть денег. Точнее взял их именно я. Очень-очень маленькую часть, которая могла являться частью тех денег, но быть целым для денег нужных нам. Как считаете?

Жало успокоился уже только у себя дома, когда именно то, что я описал выше, я разъяснил ему очень и очень подробно, не стесняясь в выражениях и не стесняясь в описаниях, которые могли бы помочь ему представить все полноту картины, если бы мы взяли деньги. Все деньги. Хотя справедливости ради, не смотря на то, что мы взяли часть – я взял часть, я все равно допускал возможность того, что и за эту часть нам еще придется ответить. И вполне возможно даже в очень скором будущем. Это я тоже разъяснил Пашке. Я видел, что в итоге он успокоился, хотя еще долго продолжал бормотать что-то вроде: «Такой шанс выпадает раз в жизни», «Да хрен бы он нас нашел», «И че я вас, мудаков, послушал!?» и тому подобное. Каждое его выражение было до краев наполнено жалостью к себе, ненавистью к нам и превратностью судьбы, которая помахала перед носом костью, и только-то. Главный вопрос, который не давал ему покоя: «Зачем тогда все это произошло, если не для того, чтобы мы этим воспользовались». Слушать, что как раз именно для того, чтобы мы воспользовались этим, но не на всю катушку, он не хотел (кстати, и предложение вернуться ему самому, так как машина наверняка еще там и спокойно все исправить, забрав сумку ― Пашкой было полностью проигнорировано). Но повторюсь, я видел, что он успокоился. Я ― нет. Я был рад, я был полон каких-то перспектив, которые открывались перед нами, благодаря тому, что тогда я вывалил на стол из запазухи, но спокоен я не был. Я вообще считал, что что-то мы все-таки стали делать неправильно, и что именно было вполне ясно. Но… Первое, мы уже сделали то, что сделали до сегодняшнего (того) дня, и второе, мы уже сделали то, что сделали сегодня (тогда). И третье, Жало все-таки был прав. Не сделать сегодня (снова тогда) того, что я сделал, я не мог. Когда я смотрел в эту сумку, я боролся ни с тем, чтобы не взять. Я боролся с тем, чтобы не взять все. И я, так же, как и Жало, в действительности, страдал и из-за этого. Мне хотелось. Я жаждал. Как же хочется иметь все и сразу. И это трудно понять. Понимаешь только тогда, когда от этого откажешься. Но это было правильное решение. Неправильное по сути, но правильное, учитывая обстоятельства. Хотя ни брат, ни Жало сначала и не поняли, что я все-таки «запустил туда руки». Я смотрел на сумку в машине как Кощей на золото. Аккуратные пачки денег манили и гипнотизировали меня. Я помнил это чувство. Оно было из детства, хотя и не имело отношение к богатству в прямом смысле этого слова. Оно имело отношение к празднику. К нашему семейному празднику.

Отпуск. Что-то подобное я ощущал, когда родители уходили в отпуск. Папа приходил с работы и приносил «отпускные». А мы с братом их пересчитывали. Отец выкладывал на стол точно такие вот пачки только не долларов, а рублей, да еще и мелкими купюрами, именно поэтому, они и образовывали пачки (периодически отцу выдавали зарплату чуть ли не одними рублями, я имею в виду купюры достоинством один рубль каждая – допускаю, что он сам и просил выдать именно «мелкими», ему так было приятно приносить – ощущение большего, путем визуальной составляющей, а нам приятнее считать – он мог думать и об этом, но точно я не знаю), а «отпускные» всегда были больше аванса или зарплаты. И мы считали. Сначала всегда просили не говорить точную сумму, и когда сосчитывали все до копейки – объявляли, а отец с улыбкой подтверждал правильность (ну или неправильность) наших подсчетов. Улыбкой и зарплатным листком, который после этого нам предъявлял. Мы ничего не понимали в напечатанных там столбиках цифр, кроме одной последней, которая и была той, что мы только что насчитали. А потом все вместе ждали маму с работы, чтобы с порога сообщить ей эту самую комбинацию цифр, которая всех на какое-то время делала счастливее. И богаче, и счастливее. Настроение, как правило, в этот день всегда было отличным у всех. К тому же нам с братом всегда что-то обламывалось. По рублю точно. А иногда и чуть больше. Нормально жили.

…И когда мы бежали до Пашкиного дома, я все еще не сказал им. Я был с этим один на один и немного упивался своим единоличным и знанием, и действием. Спросите, не хотел ли я так ничего и не говорить, а просто оставить все себе? Хрен вам! Нет! Я хотел как раз всех обрадовать и ждал момента, когда смогу сделать это с наибольшим эффектом. И дождался. Как только за нами захлопнулось дверь Пашкиного дома, а он чуть ли не с кулаками набросился на меня, я…

А вот сейчас с кулаками на меня набросится собственный горячо любимый брат, потому что уже час ночи, а я сижу шелестю страницами, вздыхаю-охаю, шляюсь туда-сюда: то поссать, то покурить, свет лампы уже задолбал, я уже задолбал, и все то, что я только что написал тоже очень сильно задолбало… его, хотя он даже и понятия не имеет, что я здесь ваяю.

И на закуску… Снова со слов брата: страдаю я какой-то фигней, лучше бы тексты песен, которые нам очень нужны – свои собственные – сочинял. И все в таком духе, в таком разрезе. Хотя про песни тема отдельная, но в целом критика принимается, что касается остального – не согласен, но вынужден повиноваться. Да и устал я. В общем, завтра… Что? Тебе же сказали завтра, значит завтра!

Следующая запись