Запись №87

сегодня не приедет на репетицию, работает, я решил не задвигать шанс повидать Веру. Когда я уходил, днем, брат тренькал на гитаре, что уже было стандартом – если брат не ест, не спит, и не моется – значит, играет на гитаре. Да, да, даже когда мы «выпиваем»… в кавычках потому, что это все-таки для нас еще очень и очень редкая вещь, не смотря на то, что на страницах дневника это выглядит действом весьма частым, но это не так. Просто было что отметить, нужно было отметить… вот и все… В остальном мы можно сказать пай-мальчики. Так оно и есть. Да так оно и было всегда. Здесь я подаю все в очень концентрированном виде, а потому по-другому не получается. Да и я специально так делаю, чтобы выглядеть более крутым что ли… если в этом есть хоть какая-нибудь крутость… Рок-звезды-же, е-мое… хоть и начинающие… нужно гореть. Ладно, что я оправдываюсь. Брат и гитара. Гитара и брат. Два не разлучных между собой понятия. Человек-гитара. Guitar-man. Можно смело комиксы придумывать. Так что даже когда мы «выпиваем», в непосредственной близости от моего брата всегда находится гитара. Мне даже кажется, что она сама также тянется к нему, как и он к ней. Раз, и она уже у него в руках и, как говорится, между первой и второй – промежуток небольшой… как раз на несколько шестнадцатеричных нот. Ха-ха. Так вот когда я уходил из дома, брат был со своей «любовью», я бросил ему, что я мол к Вере, тот что-то брякнул в ответ – что-то из разряда того, что он думал в кино сбродить, но раз я убегаю, предложит Пашке… или уже предлагал… В общем, раз меня нет, то меня и нет – веселье у них на двоих. Я и убежал. Поехал за Верой.

Поехал «за», а получилось «к». Чему я в итоге оказался неслыханно рад. Обещал, что не буду больше ни о чем таком писать. Но не получается. Для меня это и так было достаточно сокровенным делом. После того, как вкусил, стало вообще частью мышления. По крайней мере, когда оно свободно от гитарных риффов и свиста микрофона. Я приехал. Я зашел. И оказалось, что дома не будет никого до завтра. ДО ЗАВТРА! Представляете? И это звучит не как прощание, а наоборот, как приглашение. Рай. Им все и оказалось. Мы не делали ничего кроме как занимались любовью, потом занимались любовью, а потом снова ею занимались, и опять, и опять… В перерывах мы лежали обнявшись и даже почти не разговаривали. Не нужно было. Все было понятно само по себе. Все было прекрасно само по себе. Все было нашим. И время было нашим, и чувства были нашими, и дыханье было нашим… Было здорово. Так было… Так, в первый раз. Утром, очень ранним утром, меня «выгнали» из квартиры, наградив перед этим весьма затяжным поцелуем. Причины были ясны. Дом скоро перестанет быть только «нашим». Ей нужно в институт. А мне… не смотря на то, что никуда мне особо было не нужно, нужно было просто уходить… Уходить, когда нужно было, хоть и не мне… Ну это я так. Понятное же дело, что нужно заметать следы. Чем мы все и занялись. И я ретировался. Потом еще долго брел в темноте, потому что сначала брел на остановку, на встречу с первым автобусом, а потом передумал и побрел в сторону противоположную… к нашему с братом дому. Не хочу думать почему я решил это сделать. В какой-то момент захотелось, а в другой момент не захотел это желание отменять. Вот и все.

Наш дом занимает самое последнее место в, если можно так выразиться, дворообразующей схеме размещения жилых конструкций. То есть проходишь сначала один дом в двенадцать этажей – здесь живут те-то и те-то из нашего двора, потом по обеим сторонам от тебя устремляются вверх на девять этажей еще два дома, которые прячут в своих недрах других знакомых и приятелей, ну а потом уже и наши двенадцать этажей панельного коммунального счастья, в котором уже двухкомнатный кусочек счастья индивидуального. Раньше это был квартет. Сейчас один дуэт остался, второй ищет свое собственное «счастье». Ну а в тот конкретный момент я был там вообще соло. Я посмотрел на наши окна. Да, они выходят как раз на эту сторону, мне всегда нравилось, когда в детстве мы ждали кого-то в гости, мы с братом по очереди, а иногда и одновременно «дежурили на посту», высматривая этих самых гостей – кто первый заметит, тот и выиграл (это в случае одновременного наблюдения, хотя даже когда наблюдали по одному – выигрывал тот, в чью «смену» гости появлялись). Такие вот были забавы. И было интересно, черт побери.

Вот и сейчас я шел и смотрел в наши окна. Но оттуда вряд ли кто-то смотрел на меня. А хотел бы я, чтобы смотрели? Чтобы ждали? Да, черт возьми, почему нет. Даже если мне это не нужно в действительности, все равно приятно, что тебя ждут, разве нет? Это, конечно, эгоистичное свинство, но так оно и есть. По крайней мере, я не кривлю душой. Да, говорю и думаю правдой. Сегодня я несколько сентиментален. Даже слишком, если говорить о последнем времени в целом. Давно я не думал обо всем этом и о родителях в частности. Даже не знаю, как это произошло, честно говоря. Сначала сильно переживал, да что там говорить, не переживал – мучился! Потом меньше. Потом еще меньше. И так пока совсем ничего от этого и не осталось. Ну конечно не то, что бы совсем ничего, но очень мало. Осталось, но мало. Осталось, но то, что я могу контролировать и держать в руках. Наверное, так все и происходит. Со всеми. И с живыми, и с мертвыми. Тяжело… А потом меньше, меньше и меньше. Но нужно чтобы что-то оставалось. Нужно. Хоть немного. Хоть песчинка. Именно она рано или поздно приведет тебя либо к дому, как меня сейчас, либо на кладбище… Тьфу-тьфу-тьфу… Это я образно, и про жизнь в целом. И если так, значит все-таки «отклеился» не окончательно? А я? А мы? Наверное, не окончательно. Хотя туда идти я не хотел. Быть рядом – хотел. Быть там – нет. Слишком много произошло.

А главное, слишком много не произошло. Не произошло никаких разговоров, не произошло никаких глобальных ссор, не произошло попыток что-то изменить, понять, вернуть, добиться… Ничего этого не произошло. В какой-то момент я даже почувствовал себя Мальчиком-с-пальчик, которого в окружении его братьев и сестер (в моем случае только брата), когда все стали слишком серьезной обузой, просто завели в лес и там и оставили, привязав к дереву полено, которое стучало от ветра, создавая ощущение, что отец все еще где-то рядом, рубит дрова. Или как там у Шарля Перо? И тех родителей я даже больше понимал, они были на грани нищеты… Чего не хватало нашим? Неужели мы могли так сильно расстроить их, так сильно предать их какие-то мечты или что там еще ими двигало? Разве это правильно? Разве это справедливо? Или я чего-то не понимаю? Да, я что-то не понимаю. Но я и не хочу этого понимать. Да и не смогу. Поэтому я просто шел и просто смотрел. И в окнах горел свет. Да, свет там был. Но был ли этот свет светом? А? Сомневаюсь. Потом я сел на промерзшую лавку на небольшой детской площадке перед домом. Закурил. И все смотрел и смотрел. На свет. Но лететь туда не хотелось. Хотел проверить. И проверил. Не хотелось. Еще холодно. Еще темно. Может быть летом? Может быть. Если откроют окно. Сами. В закрытые окна мотыльки не залетают. Неа. Ну вот… развел сопли. Не хотел, но получилось. Может быть, написать какую-нибудь песню об этом? Мотыльки в закрытые окна не залетают. Нормально. Мотыльки… Да, нас мотает. И продолжает.

Так я и сидел там. Долго сидел. Даже задницу отморозил. Так что вот так. Сидел. А потом свет в наших окнах погас. Я понял, что сейчас произойдет. Хотел даже скорее встать и уйти. Сбежать. Но не ушел. Не сбежал. Остался. Остался и увидел маму. Да, она аккуратно выпорхнула из подъезда – на работу. Я даже не вставал со скамейки. Хотя опять-таки первым позывом было вскочить и спрятаться. Но не вскочил и не спрятался. И не потребовалось. Она не заметила. Темно. Было еще темно. Она прошла в метрах десяти от меня. Я хорошо ее рассмотрел. Не такая, как была раньше. А какая именно – объяснить не смогу. Не такая. Что-то изменилось. Или готово было измениться. Не живая какая-то. И мне это понравилось. Плохо, что понравилось. Но понравилось. Я подождал пока она отойдет подальше, снова закурил, и пошел следом. Но не за ней. Просто следом. Я даже больше ее уже не увидел. Видно все-таки разошлись как-то. Шли, шли… и разошлись.

На этом можно было и закончить эту запись. И честно признаться именно так я и собирался поступить сначала. Но потом что-то во мне екнуло. Оставить так, значит вновь признать какое-то свое поражение, ну или, по крайней мере, что-то такое, что делает мой выбор или мою правду какими-то не до конца выбором и не до конца правдой. А на это я не готов. Совершенно. Я хотел приехать… в тот момент хотел и приехал… ну а дальше пусть все идет так, как идет и так, как в итоге пошло дальше. Потому что дальше пошло совсем не так как я планировал, и уж точно я ничего из этого не выбирал. Но видимо кто-то выбрал за меня. А произошло следующее…

Я благополучно вернулся домой (угу, даже кавычки больше использовать не буду) и настроение у меня нужно признаться было отличным. Плохо ли это, хорошо ли, но это факт. Приехал я, когда все еще спали (как я думал) что-то в районе полдесятого, и благополучно расположился на первом этаже. Сварил себе кофе, закурил уже, наверное, в тысячный раз… и думал тут же сесть писать, но одна небольшая идейка заставила меня это отложить… Оказалось не надолго по времени, но на достаточно долго по ощущениям. Сейчас объясню.

Я решил позвонить Сереге, тому самому мультиинструменталисту, который помогал нам при записи нашей демки, в том числе с барабанами… Не знаю, правда, не знаю, был ли в этом какой-то злой умысел или вообще тонкий и хитрый расчет, или я действительно просто решил узнать как у него дела и тому подобное, но я решил позвонить… Но какой-то умысел, конечноже, был… Мне просто хотелось узнать как он и чем, как говорится, дышит. Ну а от этого уже можно плясать в случае чего… а как плясать, это уже вопрос второй. Ну я и позвонил. Рановато, конечно, думал я, но делать мне сейчас было нечего, а так зато наверняка застану его дома. Так и получилось… Застал. И поговорил. Угу, в общем… То есть обо всем… включая альбом… ну и включая не очень «жаждущего» к работе барабанщика… Согласен, не красит меня все это, но в защиту свою могу с уверенностью повторить, что умысел, конечно же, был, но не такой какой мне в итоге был присвоен… Спросите кем? Да понятно кем! Моим братом!

Я разговаривал, а он слушал. Специально, не специально… С какого в точности места и прочее - я не знаю. Да и неважно это. Важно то, что он слышал, что я говорил о Глебе… И похоже именно это он прослушал «от и до». В моем понимании – ничего особенного сказано не было. Да и сказал я не так много: немного правды и немного моих опасений вот и все… Ладно, чтобы быть здесь максимально честным, напишу дословно. Я сказал: «Я не верю в Глеба. Не верю в то, что он именно тот, кто нам нужен. И мне кажется, что мы ему глобально тоже не нужны – он не создан для рок-н-ролла». Это было дословно. А дальше добавил: «Серега, а ты сейчас как, занят? Не надумал к нам в группу? Теперь-то перспективы могут быть совсем иными, точнее, теперь-то они есть…».

И вот именно эта последняя добавка, как мне кажется, и была наиболее возмутительна для брата. Для моего брата. Потому что именно после того, как я ее произнес, я его в это утро и увидел. И на лице его было написано все, что он обо мне думает. Заслужил? Отчасти. Раскаиваюсь? Нисколечко. Хватит! Обраскаивался.

Как только я увидел брата, выходящего из своего укрытия, я все понял, а потому счел невозможным продолжать разговор с Серегой в данный момент, а потому до настоящего момента не знаю его ответа на мой вопрос, я просто сказал ему: «Серег, извини, я перезвоню», и тут же приготовился отражать братскую атаку. Так оно и вышло. Он напал. Пришлось защищаться…