Запись №102

еще один шедевр. Всегда интересно наблюдать за становлением чего-нибудь или кого-нибудь. Сначала это одно большое, выглядит даже бесконечным, движение. Как разные нити, которые сматываются в один большущий клубок. Ну или не большущий – как повезет. Ну или как надо. Снова эти нитки… Что-то образов-то у меня, раз-два и обчелся. Ну да хрен с ними… Нитки, так нитки. Важны не они, важны метафоры в целом.

Короче наматываешь и все. И ничего не понятно. Вообще. И только, когда намотается эдак прилично, можно взять все это в руки, распустить-развязать-расплести вновь на отдельные нити, и тогда уже, и только тогда, выбрать какие из них тебе больше нравятся, какие нужнее, какие красивее в конце концов! А потом можно те, что отобрал, вновь смотать в клубок и продолжить искать, или просто хватать, другие, следующие нити. Пока можешь, пока есть желание. Но те, что отобрал – из них твоя история и будет сплетена. Они важны. Они ключевые. Они самые ценные с любой точки зрения. Вот и у нас так. Прямые, кривые, ломанные. И все соединены между собой. Одна за другой. И так далее и тому подобное. Но еще есть точки. И запоминаем мы именно точки. Не сами линии, а только точки. В них все дело. Они важны. А из них потом уже нужную линию и построим. Только прямую. Только нужную. Ха-ха. Начал с ниток, продолжил линиями, закончил точками. Бред.

Да, не бред! Просто пытаюсь понять, что важно, а что так – просто события. К примеру, о нашей группе. Жили-были мы с братом. Точка. Встретили Жало. Точка. Решили создать группу. Точка. Достали инструменты. Точка. Первая репетиция. Точка. Первый концерт. Точка. И так далее… Но ведь кучи всего между этими точками. И не всегда сахарной пудры. Но… Но показатели все равно – точки. Точки. И они все есть здесь, в этом Дневнике. В этих Дневниках. Вернее, как я сегодня понял, именно точки здесь и есть, потому что остальное оно или неинтересное, или противно неинтересное. Хотя наверняка и сюда на башмаках все равно грязи натащил, но, надеюсь, не очень много. Поэтому этим мне и нравится мой дневник. Он содержит в себе все самое важное. Самое-самое-самое. И скоро Большая точка. Но как пункт, не как завершение.

И за прошедшие месяцы также можно выделить несколько точек. Или объединить все это в какую-нибудь одну, чуть большего размера? А? Как? Было ли что-то действительно интересное, кроме изматывающих переездов с места на место, из города в город, из гостиницы в гостиницу, со сцены на сцену… Явь как фотоснимки. Сны как альбомы с этими фотоснимками. Нашел ли я что-то за это время или наоборот потерял? Или заменил какие-то фрагменты своей души, на совершенно иные? Ведь это время. Все это – это время. А время меняется. И время меняет. Наверняка, изменились не только наши выступления, которые, слава Богу, изменились только к лучшему, но и мы сами. А вот к лучшему ли изменились мы?

Я все хожу вокруг да около. А ведь прекрасно знаю ответ. Черта с два, к лучшему. К худшему. Только к худшему! Все мы! Потому что мы стали понимать кто мы такие. Нам стали объяснять кто мы такие. Все эти люди, что приходят на наши концерты. Кто ждет нас перед тем, как мы выйдем на сцену, и кто провожает нас, когда мы с нее сходим (снизошли, я бы даже так выразился). С каждым днем, с каждым концертом, их становится все больше и больше. И это меняет нас. Все больше и больше становимся и МЫ! И именно это меняет нас к худшему. Размеры нашего МЫ. Ладно, не буду говорить за всех. Меняет меня. Меняет к худшему меня. Вот я какой! Величина! Да, меняет к худшему, но кто, черт возьми, сказал, что мне это не нравится?! Ха-ха.

Я обожаю это. Все это. Все, что происходило в эти шесть месяцев. Я обожаю это. Я влюбился в это. Я больше не могу без этого. Нашествие. Правильное слово. И я еще больше жду от этого слова через… угу, уже через пять дней. Отсчет начался и продолжается. К черту все остальное! К дьяволу эти постоянные самобичевания и фрустрации! Я! Я — это я! И я не могу быть никем иным! Я не хочу быть никем иным! Я… Я пользовался всем, чем только мог в этих поездках. Я познал, как мне кажется, все, что только мог за эти полгода! Каких-то шесть месяцев, а что они понаделали. Все и вся. Кардинально.

Я — это тот же я, но лишенный каких-либо комплексов. Я тот, кто любит жизнь, особенно, когда она отвечает взаимностью. А ОНА отвечает. У меня есть все! А чего нет, то еще будет. То, еще впереди. Верю так оно и будет. Да, это другая вера. Да, это другой я. Но я нравлюсь себе. Я люблю себя. Я горжусь собой. И если кто-то и что-то имеет против этого – пусть убирается далеко и надолго! Началось мое время! Грядет мое Нашествие. Ха, мания величия? Да, черт возьми! Ну и что?! Я могу себе это позволить. И это сказал не я. Наш альбом взорвал все хитпарады и все радиостанции. Наши концерты, которых вначале планировалось сделать не больше десяти (здесь я очень и очень пытаюсь преувеличить – сам я слышал о точных шести, включая Нашествие, которое было очень и очень под большим вопросом), в итоге мы отыграли около, а может быть и больше, тридцати. Мы проехали по всем крупным городам России. Да, мы, блин, гребаный «Ласковый РОК-Н-РОЛЛ май»! И все это всего за шесть месяцев. Не за шесть пятилеток, не за шесть лет, не за шесть кварталов – всего за шесть месяцев. Скажу больше – это случилось за шесть недель. Да за шесть дней, если по чесноку! Как только наши песни впервые зазвучали по радио… Все! Все остальное было предопределено и случилось мгновенно. Я не могу сказать, что проснулся звездой на следующий же день после этого знаменательного события, но то, что я знал, что вскоре ей проснусь – это точно! И проснулся. Хотя все еще сплю на самом деле. Сон во сне. Но я не волнуюсь. Даже если и проснусь окончательно, все будет еще лучше. Все будет просто отлично! И плевать я хотел, повторюсь, на любого, кто что-то вякнет против. Да, Глеб, тебя это тоже касается. Я знаю, как ты переживал бедненький, как ты боролся за честь твоей сестры… Только вякни ей что-нибудь! Ты знаешь, что произойдет. «Хочешь быть во всем этом? Ты знаешь, что нужно делать!».

Да как-то так я тогда сказал ему. Соображал я, конечно, мало, так как и бухло, и трава, и, по-моему, даже уже и кокаин, тогда сделали свое черное дело – ага, окрасили в белое все мое жизнеощущение. Именно так, черной краской превратили все в белое. Чудесное превращение. Чудесное. Лучше не бывает. И ты заткнулся, Глеб. Тебе нечего было сказать. Я сказал это тебе, при моем брате, при твоем главном защитнике, и ты не смог ничего возразить. Ты заткнулся. Завалил хлебало и ушел к чертовой матери с моей вечеринки. Брат зыркнул, он всегда так зыркает… И всегда зыркал, но мне было все равно. Мне и сейчас все равно. Ты мой брат. Это факт. Ты всегда им будешь. Но ты никогда не будешь мне указывать! Никогда! Именно по этой причине, Глеб, я еще и в спину тебе выстрелил: «И он тебе не поможет». Брат зыркнул второй раз, и тут же ушел, но вслед за Глебом. В другую сторону. А потом бах… и как будто все забыли. Я думаю, Глебушка смирился. В конце концов, если он не дурак, и не отдраммил себе еще все мозги, то он все прекрасно понял. Лучше быть здесь теперь, чем быть там… Где-то очень и очень далеко от всего этого… С размазанной по роже черной типографской краской, а не белизной кокса. Да, да, Глеб. Именно так.

Брат, кстати, ничего мне об этом тоже не сказал. Я правильно сделал. Хотя это было в самом начале. И тогда Вера еще имела какое-то для меня значение. А потом… Потом случилось так много и так быстро, что я понял, что Вера не поверит мне в любом случае, а потому скажет-расскажет ей что-либо Глеб или нет, уже совершенно не имеет никакого значения. Я свой выбор сделал. И думаю еще до начала тура. Как это не ужасно звучит и как не ужасно это меня характеризует. Я начал это все, чтобы стать «кем-то», а этот «кто-то» не может останавливаться, не может пока пристать к какому-то берегу. Все берега остались позади, и впереди есть только новая земля. И пока я до нее не добрался. Да, я уверен, что я на верном пути, и ветер дует в попутном направлении, но… Я еще в пути. Поэтому сначала мы разговаривали по телефону с Верой каждый день, затем через день, потом раз в неделю… Наши разговоры становились все короче и короче и все более и более однообразными, а потом и вовсе стали совершенно автоматическими… Ты как? Нормально. Да? Классно. Ты как? И я нормально. Да? Хорошо. Мне они стали в тягость. Ей видимо тоже.

Мы не разговаривали уже месяц. Думаю, она уже забыла кто я такой. Или просто все поняла. Поняла, что не она первая скрипка моей души. Совсем не она. Или думает, есть ли у меня вообще душа, чтобы там можно было кому-то играть? Не знаю, я сам не уверен, но мне и не важно. Я есть, я мыслю, а значит и существую. Хотя именно сейчас, сам не пойму почему, я очень хочу позвонить Вере. Очень. Может быть, эта комната на меня так действует? И почему я вообще еще здесь, тогда как могу быть в самом лучшем номере самой лучшей гостиницы Москвы? Сам так захотел. Прямо из аэропорта я приехал сюда. Сказал таксисту именно этот адрес. И вот уже второй день… или третий? Или… Не важно. Я здесь. Почему-то хочется побыть здесь. Быть может я хотел встретить Ее? Да, допускаю. Хотел снова поговорить. Снова выпить вина. Что-то рассказать, что-то послушать. Почему Она? Я не знаю. Почему здесь? Я не помню. Побуду еще сегодня, а завтра в номера. Ха-ха! Пора. Нужно не брать больше эти аккорды. Расстраивается… душа.