Запись №40. Часть вторая.
- Он
- 28 апр. 2020 г.
- 10 мин. чтения
Обновлено: 6 дек. 2020 г.

...выпить. Не важно сколько! Важен процесс. Выпить алкоголь. Плевать на процентное соотношение. А-л-к-о-г-о-л-ь! Главное это. Так и вышло. Даже более чем. Признаюсь честно, мы думали о пиве (все-таки нам было на тот момент вообще только по пятнадцать). В крайнем случае – вино. Но ответственные за эту часть праздника (самые старшие и самые взрословыглядящие в нашем классе – Серега Родионов и Вовка Безруков) достали водку. Пять бутылок. Чем вам не алкоголь? Я переглянулся с братом. Время X наступало. Наверное, лучше бы было, если бы привели проституток. Не знаю. Не уверен. Ха-ха. Шутка. Про то, что было бы лучше. В действительности же, как мне показалось, напряглись все. Но как оказалось, кроме одного человека. Кроме Ленки Поляковой.
Назревал первый тост. Мясо было почти готово. Все уже расслабились и заняли свои места. Я думал о том, чтобы попробовать как-то выказать внимание одной из наших одноклассниц – Наталье Овсяниной. Не помню, чтобы заранее думал об этом, ну ладно может быть мельком, но там, на лоне природы, мне показалось, а почему собственно и нет. А уж будет ли продолжение… Что ж поживем-увидим. Думал я именно так. Вечер обещал перестать быть томным, а потому мысль посетившая Кису Воробьянинова на страницах книги Ильфа и Петрова «Выпью водки - разойдусь» показалась мне достаточно убедительной. Не смешной, а именно убедительной. Представляете?

Итак, далее. Первый тост. Шуршание пластиковых стаканчиков. Короткое бульканье. Водки на сантиметр в каждый стакан. Максимум сантиметр. Ну может два. Для самых смелых. Не больше. Но только не для Лены Поляковой. Именно ее, точнее, только ее одну, данная схема разлива совершенно не устроила. «Требуйте долива, после отстоя пены». Девиз советских пивнушек был как нельзя актуален в этот наш, «последний звонок». Она и потребовала. Ленка. К тому же никакого отстоя ждать было не нужно (отстой себя и сам ждать не заставил), все было видно невооруженным глазом. Она видела. И она решилась. Указать. И указала. По ее заявлению, все кто здесь присутствует, пить не могут и не умеют. А вот она, Лена Полякова, с этим делом знакома, и в наши детские игры играть не намерена. «Я со взрослыми мужиками в футбол играла», - сказала она. И почему-то именно эта фраза всех убедила. Убедила настолько, что никто ни спорить, ни возражать не стал. Больше того, всем стало жутко интересно. Даже сам первый тост, который наверняка был бы посвящен тому, что вот мы все здесь собрались, десять лет плыли или шагали плечом к плечу по реке или по дороге школьной жизни. И вот теперь, мы такие и раз такие, к этой новой и взрослой жизни готовы, а впереди у нас столько всего интересного и тэдэ и тэпэ. В общем, все то же самое, что нам говорили в школе в тот день директор с учителями, только сейчас это бы говорилось несколько более простыми слова и, наверняка, с непереводимой игрой слов с использованием местных идиоматических выражений.
Но про тост все забыли. Даже про свои стаканчики все забыли. Все взгляды были устремлены на Полякову. Девчонки перешептывались. Парни ухмылялись. Но смотрели все на Ленку. Только на нее. Наверное, все решили, что при таких обстоятельствах и с их учетом, тост должна произносить опять-таки только и именно она. Исполнить волю усопш… Стоп, об этом еще рано. Исполнить волю тостующей вызвался, да в общем и не вызывался, просто тому, кто водку принес, тому ее и разливать, а следовательно Вове Безрукову (лучше бы у него их и правда не было, честное слово). Но надо отдать ему должное, он даже постарался предотвратить неминуемое. Сделав такой большой «кивок» бутылкой внутрь стаканчика Поляковой, наполнив его разом наполовину, он попытался этим и ограничиться, потянув бутылку, то ли к себе, то ли к кому-то другому, но… Лена сообщила, причем на этот раз в достаточно грубой форме, чтобы он продолжил заниматься ее посудой. Вовка обиделся, а потому больше никаких гуманистических попыток не предпринимал. Бутылка вновь нырнула в Ленкин «бокал» и вынырнула лишь тогда, когда водка стала литься из стакана на землю. Как говорится, края увидели все. И все стали ждать продолжения.

Да, Ленка взяла слово. Но стаканчик держала все же дрожащей рукой, судя по тому, что водка продолжала тянуться к земле, перебираясь через края стаканчика, совершая видимо одновременно какой-то и ритуальный и пророческий танец. Кап-кап. Кап-кап. «Тихо-тихо утекло счастья моего тепло. Тихо-тихо утекло – кап-кап». И принялась говорить. Но признаться недолго. Да никто и не слушал. Просто смотрели на стаканчик в ее руке и ждали. И вот тост закончился. «Ну, давай», - безмолвно пронеслось в наших головах. Кто-то опрокинул в себя то, что булькало в собственном стакане, кто-то предпочел дождаться апофеоза (мы с братом были в числе вторых – зря). Да, Ленка могла стать богом, точнее богиней, в тот наступающий вечер, но… что-то помешало.
Вновь вспомню, но перефразирую «12 стульев»... Помешала молодость! Раз. И Лена поднесла стаканчик к губам. Я видел на ее лице промелькнувший страх, но отступать было поздно. Два. Первый глоток. Он получился. Чуть-чуть сморщилась, но не критично. Три. Легкая паника вместе со вторым глотком. Все замерли. Начало восхищению положено. Четыре. Но глоток третий. И первый фальстарт. Что-то воспротивилось внутри Ленкиного, мне кажется, даже не организма – души. Но воля к победе взяла свое. И она продолжила. Пять. Новый глоток. Приятный молодой румянец стал покидать это нежное шестнадцатилетнее девичье лицо. Но она не сдавалась. Шесть. Семь. Восемь. Глотки были небольшие. Но с каждым новым что-то исчезало в лице Поляковой. Сначала, как я уже упомянул, глоток за глотком полностью испарился румянец. Казалось, что с каждой поступающей порцией водки куда-то исчезала порция крови в организме Поляковой. Вслед за румянцем, стали тускнеть глаза. Их блеск. Но она продолжала. Я описываю это сравнительно долго, в действительности же, все происходило очень и очень быстро. Ровно с той же скоростью, как Карлсон пил варенье в мультфильме. Оп-оп-оп. И…
Ленка допила. Надо все же отдать ей должное. Она выпила залпом… ну хорошо, глотками (в моем понимании это еще сложнее и страшнее) стакан водки. Выпила! Но ровно на это ее и хватило. Когда последняя капля переместилась из стаканчика в бедную Полякову, взгляд ее окончательно потух, как красный глаз у раздавленного под прессом терминатора, и она как стояла, эдакой шпалой, так и рухнула назад через бревно, тем же бревном. Назад в небытие. Звук падения был характерным, ага, для неодушевленного предмета. Так падает мешок цемента на любую из возможных поверхностей. Можно сказать даже хуже. Можно, но не скажу. Девушка все-таки. Пускай и глупая. То, что произошло далее, и о нашем интеллекте ничего хорошего также сообщить не может. Финита ля комедия. Пост сдала. Занавес. Ага, если бы.
Далее началось действие второе. И антракта предусмотрено не было. Баста. Всё бросили, и все бросились. Реанимационная команда из двадцати человек в один миг оказались рядом с первооткрывательницей. «Нас извлекут из под обломков…». Так и было. На руках, как священного идола, Ленку подняла толпа и переместила на ровную полянку, где уже другие «реаниматологи» наводили палату скорой медицинской помощи, которая представляла собой разложенные покрывала и бутылки с водой. Благо, воду мы захватили. Но это единственное, что, как оказалось, можно использовать, как реанимационное средство. Единственное. А уж как насчет функциональности…. Это осталось неизвестным. Думаю так. Кстати, улыбнуться попытались только в первый момент надвигающейся катастрофы, далее сразу стало понятно, что будет совсем не до смеха.

Ленка в себя не приходила. Холодная (пока еще) вода. Безрезультатно. Удары по щекам (порой достаточно сильные) – безрезультатно. Уговоры… вы смеетесь? Безрезультатно! Ленке было плевать на любые наши усилия. Она «играла в футбол с мужиками», и я, думаю, именно это убеждение не давало ей возможности пробудиться. Она была выше всего этого. Баба сказала – а уж вы что-нибудь да делайте. Так и было. И что мы только не делали. Правда. Что мы только не делали! Любая реанимационная бригада, в сравнении с нами – дилетанты. Мы – профессионалы в действительности. Единственное, за что нас можно было упрекнуть, это то, что наши действия не приносили никаких успехов. Совсем. Лена Полякова оставалась безжизненной. То есть абсолютно. Стало страшно. У меня даже промелькнула мысль, что она умерла, настолько бледной и неживой она была. Я крикнул, чтобы кто-нибудь послушал сердце или хотя бы попытался определить дышит ли она. Но никто не отреагировал. Мало того, все почему-то сразу вспомнили, что наш отец врач, а, следовательно, мы с братом, как дети врача, должны, если не уметь что-то, то хотя бы знать что-то. И потому искать пульс, слушать сердце, проверять дыхание - было предложено к осуществлению именно нам. Конечно же, мы особо ничего не знали, и тем более ничего не умели, но мне показалось, что логика, определенная, во всем этом есть, как бы я не хотел, чтобы было наоборот. Я, по крайней мере, слышал что-то о непрямом массаже сердца и искусственном дыхании. Особенно много мы с братом об этом слышали, когда смотрели с отцом какой-нибудь фильм, в котором данные манипуляции показывались. Батя всегда сначала смеялся, а потому начинал ядовито шипеть, мол, кто так делает, ну кто так делает, что даже консультанта не могли пригласить и так далее. И я решился. Брату я сказал, чтобы приступил к организации вызова скорой. Тот кивнул и растворился в толпе.
Я склонился над Ленкой. Она дышала. Тихо и как-то слишком редко. Но дышала. А значит пока все еще не так плохо. Но я знал, что все может еще и измениться. Все-таки она была без сознания. Плюс было не понятно не шибанулась ли она серьезно башкой, когда летела через бревно. Никто этого не ожидал, а потому и подхватить ее никто не успел. Шлепнулась она от души. Благо тело было в этот момент, скорее всего, уже расслабленным, раз отключилась она еще до падения. Вряд ли могло произойти что-то серьезное. Но кто это знал тогда. Было действительно страшно. Я понял одно, что нужно, чтобы она начала блевать. Грубо говоря, нужно было промывание желудка. Я сказал нашим двум акселератам приподнять ее. Меня послушали. Ее подняли под руки, так, что она можно сказать висела на импровизированной дыбе. Безжизненно висела. Со стороны, наверное, все это напоминало какой-то религиозный культ - жертвоприношение. Далеко не с божественным началом. Я поднял ее свисающую, как у дохлой курицы, голову, хотя, черт, я не знал ни фига, что делать, если она без сознания! Как залить в нее воду, чтобы промыть желудок? Совать пальцы в рот для вызова рвотного рефлекса, мне казалось тоже чушью, если она без сознания. Но… То ли перевод ее тела из горизонтального в вертикальное положение, то ли организм все-таки включился и сам решил придумать что-то для своего спасения, то ли божественное начало все-таки имело место быть… Что же касается меня то я полностью от начала и до конца пережил сцену из фильма «Чужие», когда из висевшего в каких-то соплях человека, начинало вырываться наружу что-то кошмарное. Все было также.

Не успел я приподнять Ленкину голову, как глаза ее открылись, мне даже показалось, что она узнала меня и попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась. Зато получилось то, к чему я стремился. Она начала блевать. Я еле успел отскочить. Почему я вообще начал это описывать, потому что я никогда не видел, чтобы так блевали. Это просто невозможно. Но надо отдать должное Вовке и Сереге. Они отвернулись, они зажмурились, им было противно, но они держали, держали этот «фонтан дружбы народов», пока все «чужие» не покинули свое пристанище. Когда наконец все было позади, если можно так выразиться, всем стало легче. А особенно Ленке Поляковой. Она открыла глаза, улыбнулась и даже что-то там начала пытаться говорить. Молодчага, футболистка, мать ее за ногу!
Далее была объявлена спешная эвакуация. И мы, бросив все принесенное, двинулись в обратном направлении. Серега и Вовка так и волокли Ленку на своих плечах до ее дома. Мы с братом шли рядом, как сила интеллектуальная, но готовая, в случае необходимости, заняться и трудом физическим. Пару раз мы брали Ленку за ноги и тащили ее уже вчетвером, давая хоть немного передохнуть двум основным носильщикам. Вообще-то удовольствие было ниже среднего. Особенно если учесть, что никто, как оказалось, точно не знал, где она живет. Знали дом, а подъезд и квартиру – нет. Но было решено добраться сначала хотя бы до дома, а там может и Ленка говорить начнет или хотя бы мычать в нужном направлении. Так, в общем-то, и получилось. Доставили. Пятиэтажка. Лифта нет. Вовка с Серегой были на последнем издыхании. И после череды вопросов вбиваемых словно гвозди в Ленкину голову, с грехом пополам узнали и какой подъезд, и какая квартира, а главное, что больше всего волновало Вову и Сережу, какой этаж. Я-то на сто процентов был уверен, что пятый. Приключение не могло дать напоследок слабину, никак. На эти самые сто процентов я оказался и прав. Вова и Сережа уже не стеснялись в выражениях. Я надеялся, что Ленка снова без сознания. Для нее так было бы лучше. Но я не смотрел в ее сторону. Мы снова перешли в режим 4 на 4, хоть он и выглядел как 2 на 2. Ведущими были действительно оба моста.
Наконец мы достигли конечной точки нашего маршрута. Теперь случиться могло только то, что Лена что-то перепутала, в ее состоянии это легко могло оказаться правдой, и мы зря толпились на этой площадочке перед четырьмя дверями. Но названный по одной цифре, сразу трехзначное число Лене как-то не давалось, номер квартиры совпадал с одной из имевшихся на этаже, а потому все хоть чуть-чуть, но расслабились. Далее предстояло решить как действовать в момент передачи «тела». Наверняка, доставщика жаловать не будут, видя дочь в таком состоянии, это мы как-то поняли сразу, а потому следовало найти какой-то иной вариант передачи. И он был найден. Мы аккуратно прислонили к нужной двери «уставшее» тело Лены Поляковой, посоветовали держаться за ручку (только потом мы поняли, что это был не самый лучший совет) для хоть какой-то стабилизации тела в пространстве, нажали на кнопку звонка и мгновенно ретировались с данной лестничной площадки путем мгновенного уебывания (пытался подобрать нормативное слово, но не смог – было все именно так). Следующую площадку мы также решили пропустить, понимая возможность того, что кто-то из родственников Ленки, увидев дочь, захочет лицезреть и «курьеров». Поэтому остановились мы лишь через одну. Но послушать что будет, мы все-таки хотели. Ну и в принципе удостовериться, что доставка осуществлена успешно. И мы услышали.

Раз. Звук открывшейся двери. И два. Лена видимо очень крепко держалась за ручку. Потому что следующее, что мы услышали, было вновь падение ее тела. А далее женский восклик: «Лена, что с тобой!?». На этом доставка была, как мы посчитали, успешно завершена, как и история празднования нашим классом «последнего звонка». Не поминайте лихом. Лена, тебе привет.
P.S. Кто-то потом говорил, что видел Ленку через пару дней со здоровенным фингалом под глазом. Был ли он результатом падения внутрь собственной квартиры или результатом воспитательной работы – остается загадкой. Но в любом случае, это было своеобразным наказанием, за своеобразное преступление. Оле-оле-оле! Россия, вперед!
P.S.2 На выпускном Поляковой не было. Надеюсь, жива-здорова.
P.S.3 Ладненько, на сегодня достаточно. Пора на репу. В целом, именно эту незначительную, в общем-то, историю я хотел разместить в моей истории, так сказать, глобальной. Мне почему-то кажется, она что-то значит. Может быть не для нас, но для этого мира. Как и наш шестнадцатый день рождения, который мы «отпраздновали» через несколько дней после этого происшествия, она являла собой какое-то окончание. Чего точно не знаю, но что-то она отделила, и перевела нас как бы в другое измерение. Честно, даже не предполагаю, что именно. Возможно даже отделила от нас всех тех, кто больше уже не должен был в нашей жизни появиться. Произошло эдакое ранжирование. Мне кажется, так и получилось. Не уверен, что когда-нибудь буду общаться с кем-то из нашего класса. Мы поставили точку на том «последнем звонке», не зря он именно так и называется. Через несколько дней жизнь поставила нас уже на совершенно другие рельсы. Поэтому и рассказал. Говорит ли это плохо о нас? Может быть. Но это мы. Перед кем мне здесь выпендриваться? Кого обманывать? А что там впереди, на какие еще рельсы предстоит перемахнуть – сейчас не скажешь. Катимся. А значит – доберемся. Все. Не прощаюсь. Пора брать в руки «шашки». Братила, ты где там? Пора?
Comments